Когда лопаются империи, на их руинах всегда возникают государства, на появление которых никто не рассчитывал

Вспомним распад Австро-Венгрии или хотя бы Югославии. Так случилось 20 лет назад и с СССР. Однако действительно ли вступление Украины собственной государственности было лишь прихотью судьбы, капризом, следствием стечения геополитических обстоятельств , побочным продуктом борьбы за власть Горбачева и Ельцина? Или, наоборот, реализацией внутренней логики развития нации, той генеральной линии, временами терялась под давлением внешних сил, но в конце концов не могла не выйти на поверхность исторического процесса?

Чтобы согласиться с первым взглядом, придется не заметить, забыть неудачный опыт освободительной борьбы, усилия поколений украинских диссидентов в составе разных стран, вооруженное сопротивление советскому монстру, наконец, мечту без преувеличения миллионов, откровенную или скрытую, что «возобладает и мы, братья , в своей сторонке ».

К тому же, вспоминая о благоприятном расписание, не следует забывать и не менее серьезные препятствия. А именно: совершенно не иллюзорную мощь всего Советского Союза, построенного на силе и насилии, с его армией, милицией и тайной полицией. Равнодушие, если не враждебность, ключевых игроков на международной арене, которые ужасно боялись появления независимой и непредсказуемой Украине . Многочисленную «пятую колонну» носителей определенного типа сознания, которые воспринимают себя как носителей цивилизации, а своих оппонентов – как варваров. Наконец, силу привычки огромного количества людей, которые не хотели и не представляли другой жизни, кроме как за колючей проволокой.

Независимая Украина строилась силами нескольких категорий деятелей, разнонаправленных, даже противоположных по своим приоритетам, целям, убеждениями, жизненным опытом.

Группа первая: идеалисты, получение собственного государства воспринимали как конечную цель, что касается остальных задач, то они имели «решаться сами собой». Энтузиасты, специалисты и интеллектуалы, недавно были далеки от сопротивления системе, однако искренне ее не любили и так же искренне приняли лозунги национального возрождения.

Группа вторая: вчерашние советские функционеры, быстро увидели перспективы кадрового продвижения. Так называемые красные директора – крепкие (и не очень крепкие) хозяйственники, которые лучше были знакомы с «реальным сектором» жизни и надеялись подстроить его под свои нужды. Бизнесмены, недавние «кооператоры» с неограниченными амбициями и аппетитами . Представители криминального мира, двигавшейся в бизнес со специфическими представлениями о способах его ведения. Все они оказались тесно связанными общими интересами, а впоследствии и совместными проектами.

А еще была масса простых украинском, которые, невзирая на бардак и нищета, поверили в искренние намерения вновь элит и довольствовались обтекаемыми образцами красноречия первого президента. Это было проще, чем выстроить реальную демократию на принципах реального разделения властей, равных возможностей и конкуренции идей, чем трансформировать экономику, которая сводилась к куче заводов-гигантов, гнали никому не нужную «оборонку» и непригоден для употребления ширпотреб.

И никто или почти никто даже не задумывался над тем, что провозглашение независимости – не конец долгого пути, а лишь его начало. Никто или почти никто не вспоминал крылатого изречения: «Мы создали Италию, теперь осталось создать итальянцев». Никто или почти никто не расставил точки над «и»: общее государство, общий язык, общая культура – не конечная цель, а инструмент для выращивания политической нации с целью утверждения таких принципов общества, как честность, достоинство, образованность, открытость новому и, уже как следствие, благосостояние.

Романтизм всегда на дне оттенок безответственности. А новым ответственным, компетентным элитам было неоткуда взяться. Порочный круг: их надо было выращивать, опираясь на потенциал всей страны, но руководители государства именно в этом и не были заинтересованы.

Понимал он это или нет, правящий класс старательно противился появлению деятелей нового поколения и, главное, нового типа и, наоборот, занимался селекцией тех, кто принимал вновь правила игры. Отчасти он толерував внешние проявления патриотизма и национального сознания, в действительности же с самого начала, согласно своей внутренней логике, выжимал все содержательные проявления украинскости на маргинес общественной жизни.

Правовой нигилизм, дискредитация надежд, формирование типичного для третьего мира корпоративного капитализма, базирующегося на коррупции и личных отношениях (и, наоборот, торможение крайне необходимых экономических реформ), отсутствие гуманитарной и языковой политики – ко всем этим грехов идея независимой Украины не имеет никакого отношения .

Можно сколько угодно перечислять упущенные возможности, вспоминать упущенное. Можно искать и находить виновных в том, что на двадцатом году самостоятельного существования страна так же далека от идеалов свободы и демократии, как и в конце восьмидесятых. И все же, трезво осознавая все грехи и поражения, следует так же трезво сказать: шансы не потеряны. Независимость (пока нынешняя власть окончательно ее не сдала) – не пустой звук. Независимость – это сохранение возможности перезагрузки. Это, наконец, чувство ответственности за страну в целом, а не отдельную провинцию империи.

Каждому, кто сегодня констатировать поражение украинского проекта, можно посоветовать один мысленный эксперимент: пусть вообразит на минутку, что Украина до сих пор осталась в СССР … Того, старого – из ЦК, Афганистаном, лагерями … Или нового – с вертикалью власти, Чечней, межэтническими столкновениями … Представили?